ЖУРНАЛ АГРОПРОМЫШЛЕННОГО КОМПЛЕКСА СИБИРИ

Мысли крестьянина о деревенских порядках.

Вы желаете узнать, не пришло ли сельское хозяйство в упадок и по каким причинам. Причин очень много. Первая причина – многолетние частые засухи и неурожаи хлебов и трав, вторая причина – усиленное пьянство в делах общественных, третья – неравномерное и неравноместное землепользование между крестьян, четвертая – неправильная по землепользованию раскладка податей между богатеями и бедными.

Богатеи захватили самые лучшие места для пашни и пашут по многу, а раскладка податей идет на десятину, в виду этого богатеи утаивают почти третью часть десятины от раскладки. Приведу в пример некоторые из случаев, кто засевает ежегодно десятин до 25-ти, в подати пишет 14 десятин, сеет десятин 15, а объявляет только 9, вместо 16 пишут 10 и т.д.

Средний крестьянин пашет 3-4 десятины, у того вся пашня на виду и ему не из чего утаить. Скота богатеи имеют от 20 до 30 скотин, между тем как средний имеет от пяти до восьми скотин. Огороды богатеи имеют на одного бойца по три огорода, да и самых лучших по урожаю, а бедные имеют по одному на три и на четыре бойца. И еще богатеи имеют земледельческие орудия: машины, жнейки, косилки, молотилки, они же и работу захватили почти всю за себя, а бедному заработать негде, кроме, как на пашне и на сене и на огородных плодах: на пашне хлеба плохи, для сена травы плохи, огородные растения хотя тоже не завидны, но на них цена высокая, особенно на капусту. Богач на одного бойца с трех огородов выручит до двухсот рублей, а у бедных на двух, на трех бойцов с одного огорода от сорока до пятидесяти рублей. А раскладку богатеи пихают на паи сенокоса, да на бойца.

Вы спросите, почему же бедные не загораживают по два, да по три огорода. Потому, что у нас огородной удобной местности мало, она-то и захвачена богатеями. А каким образом они захватывают лучшие земли? Вот приходит крестьянин на сборню, т.е. в сельское управление, заявляет: «отведите мне вот в том то месте огород, так как земля на мою долю нарезана государством». (Я о тех до сих пор не упоминал, которые сами не радеи к труду, пьяницы, они же завистники, горлопаны). Вот подобные горлопаны подают голос – «чё, парень, возьми обществу полведра вина, тогда отведем тебе огород». Просящий отвечает, что он не имеет лишних денег и сам-то кое-как перебивается со дня на день. Горлопаны отвечают: «А нам-то какое дело, что у тебя нет состояния купить нам полведра? Ведь земля-то общественная, не купишь вина, мы тебе и огород не дадим». А богач в то время видит, что место подходящее, которое просит себе небогатый, он и говорит: «что, ребята, он не хочет вам полведра взять, а я вам за этот огород возьму целое ведро» - и назначенный огород остается за богатеем, он взял уже третий, а бедному не дали ни одного потому, что у него не на что купить водки горлопанам.

А раскладку податей делают как богачам угодно, они имеют большое влияние на сельских писарей; писарь, желая угодить богачу, пускается на всякие хитрости… Вот теперь рассмотрите подробно и рассудите сами, как среднему хозяину повысить и улучшить доход своего хозяйства при тяжелых условиях. Во-первых, плохие урожаи хлебов, во-вторых, раззорительное опивание сообщественными горлопанами, в-третьих, весь сельский крестьянский заработок в руках богатеев в лице машин, в-четвертых, очень тяжелое давление податьми, в-пятых, лучшее землепользование как пашни, так покосов и огородов в руках богатеев.

...И доколе будут земли находиться в общинном положении, то лишь у богатеев будут толстеть карманы, а средний землепашец будет постепенно раззоряться один за другим и уходить из деревни и искать себе заработка и из подобных выходцев может случиться будет умножаться число разбойников и воров. В нашей деревне сельское хозяйство год от года идет все больше к запустению по причине вышесказанных порядков. Даю эти сведения, взятые с чистой истины деревенской жизни.
Крестьянин.

Справочник Восточно-Сибирского Общества сельского хозяйства, промышленности и торговли в Енисейской губернии. 11 ноября 1912 г.

Село Берёзовское

1915 год принес нам плохую радость: вступая в свое существование, он дал нам новую мобилизацию, которая вырвала из нашего села более сотни работников. Около четвертой части призываемых – последние работники из дома; остаются семьи в 15-18 человек – и ни одного работника; остальные – сами отцы четырех-пяти малых детей, недавно отделившиеся от семьи и не успевшие обеспечить свои семьи на завтрашний день. Есть над чем призадуматься.

Но понемногу проходит первое впечатление, произведенное мобилизацией, поступают телеграммы с радостным известием: оставляют два года ополченцев. Горе сменяется радостью; хотя и немногие освобождаются от призыва, но это, за малым исключением, те самые работники, уход которых казался слишком тяжелым, потому что большая часть из них приходилась на семьи, проводившие третьего или четвертого солдата. Как же этим семьям было не радоваться, когда у них остается в семье работник? Без работников у нас теперь осталось всего с десяток семей.

Вот и настал день отправки. 3 января, с раннего утра, переполнились улицы народом и сотни родных и знакомых провожали отъезжающих. Одна за другой двигались по улице группы и так продолжалось до вечера. Конечно, были и слезы, и песни, но уходившие показали себя молодцами. Они все были трезвые, бодрые и высоко держали голову.

Эта бодрость действовала и на провожающих. И смотря внимательно на грустную картину проводов можно было подметить что-то особенное, до сего невиданное. Я был свидетелем китайской и японской мобилизации. Тогда мобилизуемые отправлялись унылые, расстроенные, теперь же, наоборот, в лицах их видна серьезность и сознание. Тогда шли солдаты, уже знакомые с военной службой и отчасти отторгнутые от семьи, а ведь это были мужики неподготовленные к таким быстрым переменам их положения. Откуда у них появилась эта серьезность и сознание долга жертвовать собой и всем дорогим для защиты родины?

Мы, оставшиеся дома, не должны забывать семейства, оставленные ушедшими на войну братьями и всегда помнить, что защита родины на всех ее сынов налагает тяжелые обязанности. Кто не идет на войну, тот должен заботиться об ушедших и, более того, о их семьях, чтобы знали ушедшие, что их семьи не терпят нужды. Вся сила и мощь государства – на местах, в той почве, которая производит и дает отражающих своей грудью напор врага…

Я. Крашенинников. («Сибирская деревня», №5. Среда, 1 апреля 1915 г.)

Совещанием представителей девяти кредитных товариществ Канского уезда по вопросу о борьбе с пьянством постановлено:

1) замеченных в упорном пьянстве не принимать в члены товарищества;
2) сделать личное товарищеское внушение членам о вреде пьянства;
3) замеченным в продаже вина немедленно закрывать кредиты и даже исключать из товарищества;
4) вести широкую пропаганду идеи трезвости и склонять своих однообщественников к закрытию навсегда винных лавок, погребов, пивных и т.п.;
5) необходимо заботиться об устройстве при товариществах библиотек-читален;
6) необходимы постройки собственных зданий с большими аудиториями;
7) необходимо устройство чтений со световыми картинами и соглашение по этому вопросу с сельской интеллигенцией;
8) необходимо приобрести районный кинематограф;
9) содействовать образованию кружков ревнителей просвещения;
10) образовать путем отчисления из прибылей в размере minimum 5% культурно-просветительный фонд;
11) содействовать устройству спектаклей и оказывать материальную помощь в деле создания уличных разумных игр.

«Сибирская деревня», №9. Среда, 10 июня 1915 г.

«Эта старая исторья вечно новой остается»

I.
Село наше невеликое
Было пьяно, полудикое.
Мужики все напивалися,
В кровь при драках разбивалися.
Драки часто же случалися
И никем не сокращалися:
Власти сельские смеялися,
Иногда и сами дралися.
Тогда было житье грустное;
Пища постная, невкусная,
Вся семья почти раздетая,
Где есть пьяница отпетая.
Сам же – тело чуть прикрытое,
А жена всегда избитая.
Бабы Богу всё молилися,
Чтоб трактиры провалилися,
Чтоб сгорели монополии,
Не было вина чтоб более.

II.
Не по бабьему молению –
По царёву повелению,
Ко всех пьяниц изумлению,
Монополии закрылися.
Тогда пьяницы хватилися,
К монополиям толпилися,
Кулаками в двери стукали,
Удивлялись: «Ну не шутка ли?».
Скребли головы, всё ахали,
Толковали, чуть ли плакали…
С положеньем примиряяся
Домой с грустью возвращалися.
Протрезвелися, очнулися.
Все оделися, обулися,
Вместо постных – щи с свининою,
Чаёк с сахаром, с малиною.
Стала жизнь совсем блаженная.
Но недолго она длилася:
Тут напиток – брага пенная,
Чтоб сменить вино, явилася.

III.
Враг коварный рода грешного
Благой жизни позавидовал,
Он на пьяницу сердешного
Сети новые закидывал.
Бабам тем, кои молилися,
Проклиная водку скверную,
Стал шептать: «Вот, научилися
Теперь бражку варить пенную.
Посмекайте, не охота ли?..
Хлеб ведь дёшев, хмель имеется,
Теперь вы бы заработали,
Само собой разумеется».
Бабы – слабы к искушению:
Для совета собиралися,
И по вражьему внушению
Варить брагу принималися.

IV.
Муж видит на лавке с чашкою,
Чай пьёт, баба с умилением,
Преподносит ковшик с бражкою,
Мужик смотрит с удивлением.
Вот отведал, глаза выкатил,
Посмотревши вопросительно,
Приложился, весь ковш выпятил,
Крякнул, молвил: «Удивительно!».
Опростал еще ковш с бражкою,
Пошел к куму с вестью радости:
Пьяный кум уж спит под лавкою,
Наглотавшись той же гадости.
И пошло опять по-старому:
Как и прежде – пропиваются,
Кто оделся, тот по-прежнему,
По привычке раздевается.
Ну, а бабы своею хитростью
Стали черта перевешивать:
Вместо хмеля в воду мутную
Табаку стали примешивать.
А Матрёна так состряпала
Брагу просто с тараканами,
Мужики же только крякали,
Нарасхват пили стаканами.
Не напиток, - прямо пойлице,
А для бражниц-баб всё выручка:
«Вот тебе, бери, пропоица,
За двугривенный бутылочка».

И.Е. Якушев «Сибирская деревня», №5. Среда, 1 апреля 1915 г.

Подготовил Константин Карпухин,

Фото из архива Красноярского краевого краеведческого музея